23 февраля 1871 г в селе Лопатино Скопинского уезда Рязанской губернии у псаломщика Михаила Михайловича Камнева и его супруги Натальи Ивановны родилась двойня - мальчик и девочка Евдокия. В тот же день их покрестили. Мальчика назвали в честь Святителя Алексия Митрополита Московского. Семья была небогатая, но богобоязненная, пользовалась уважением за свою благочестивую жизнь. Так Михаил по прошествии времени удивлялся, что его стали принимать и в знатных домах.

Детство Алексея протекало в патриархальной обстановке сельского быта и церковной ограды. С детства, часто посещая богослужения, мальчик вслушивался в песнопения и чтения церковного хора, которым руководил родной отец. Через внимание к церковным службам Алексей утверждался в основах веры, в истинных ценностях временной и вечной жизни. Св. праведный Иоанн Кронштадтский, живший в то время, также сын сельского псаломщика, говорил, что нигде Божьи истины не открываются с такой безошибочной верностью, простотой и доступностью для сердца и ума, как в церковном богослужении. Святой всем указывал этот кратчайший путь и доступнейший источник вечных благ.

Семья сельского псаломщика была как бы неким братством Христовым. Все шесть сыновей в будущем посвятили себя служению Богу, все шестеро сподобились посвящения в сан священника.

2 сентября 1889 года Алексей по окончании Скопинского Духовного училища определён псаломщиком к церкви села Богоявленских Гаев Ряжского уезда. 10 сентября того же года Рязанским Викарным Епископом Феодосием он посвящен в стихарь.

Когда пришло время жениться Алексею, его возили туда и сюда, как рассказывала его будущая супруга Александра Сергеевна Лихаревская, он не мог сделать выбор, несмотря на знатность и привлекательность предлагаемых невест.

И вот везут его в очередной раз в красивой коляске к богатой невесте. Алексей Михайлович говорит: «Вот куда-то везут меня», — посмотрел направо, — «Вот на этой бы я женился». А там я стою у ворот, простая лицом, в ситцевом затертом платье, босиком. Мы из бедной семьи были, да еще и погорельцы. Он же был высокий, красивый, глаза голубые, волосы черные, как у грека. Сваты усмехнулись, а когда поняли, что это серьезно, стали отговаривать, но Алексей стоял на своем. Что поделаешь, поехали сватать. Мать моя как увидела сватов, в шляпах, хорошо одетых, только и сказала: «Кого вы? Разве не видите?»

Так даровал Господь отцу Алексею добрую сподвижницу в его трудах и подвигах служения Богу. В двух верстах от Скопино с XVII века находился Свято-Духов мужской монастырь. В Скопинском же уезде в семи верстах от города Скопина был другой древний монастырь - Дмитриев-Ряжский . Всего же в области было 25 монастырей.

В те времена в девственных лесах близ сельца Шурово подвизался святой праведный старец Сафроний Ибердский. Подражая во всём преподобному Серафиму Саровскому, он несколько лет провёл в безмолвном месте, затем убегая от славы человеческой, оставил это место подвигов и затворился на три года в чаще леса.

Получив откровение от Господа, он вышел из затвора и начал собирать общину Св. благоверного Князя Александра Невского. В 1892 году был сооружён храм с пределом Знаменской иконы Божьей Матери. В 1907 году община получила статус монастыря.

По воспоминанию современников, старец Сафроний был источником утешения для монашествующих и мирян.

7 февраля 2000 года старец был причислен к лику святых. С этим святым старцем с 29 января 1912 года Господь сподобил служить священника Алексея Камнева, а по кончине старца происшедшей в 1914 году, продолжать его дело. Батюшка Алексей занимая должность священника первого штата исполнял обязанности духовника обители.

У отца Алексея с матушкой было трое детей. Сын Михаил стал псаломщиком в Чите и безвременно умер. Дочь Ольга вышла замуж за будущего священника, учителя Феодора и уехала в Омскую область в село Слободчики. Дочь Мария, с детства имевшая характер более склонный к уединению, рукоделию и богослужению, в 1912 году поступила в монастырь, под духовное руководство старца Сафрония и своего отца. Мать благословила Марию при вступлении в монастырь иконой Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» и маленькой иконой Марии Египетской, которые поныне хранятся как святыни в Вятской обители. Матушка Мария любила рукодельничать, в обители она научилась искусно шить, вязать, вышивать. Свои работы они дарили доброхотам. Научилась стегать одеяла, красить шерсть. Но главным было покаянное и молитвенное делание. Матушка Александра, вырастив детей, сама была прилежной послушницей в обители, несмотря на слабое здоровье. Во время молитвы в храме они с дочерью на каменном полу имели обычай стоять на коленях, так что со временем у нее образовались наросты, причинявшие боль. Внучка Зина вспоминает, что бабушка говорила ей: «Вот вырастешь, станешь врачем и вылечишь мои ноги».

Благочестивая чета, помня о единстве христианского идеала и самих заповедей Божиих для мирян и монахов, восприняла на себя иго Христово, стараясь быть примером для насельниц Александро-Невской обители «словом, житием, любовью, духом, верою, чистотою».

Как язвы гвоздинные ранили сердце волны репрессий после безбожного декрета 1918 года. Князь века сего стал являть себя из бездны. Религия была объявлена частным делом. Имущество церкви, храмы и монастыри стали государственной собственностью, и приходы должны были заключать унизительные договоры об аренде своего имущества. Люди, по слову преподобного Амвросия Оптинского, сами не уклонившиеся от зла, стали творить «благо».

Так, в городе Тобольске в 1918 году отрок Сережа Конев в школе сказал, что у него дедушку арестовали только за то, что он в Бога верит. Дети закричали: «Он про Бога говорит, он про Бога говорит!» Мальчика схватили и зверски засекли шашками; уже мертвого, палачи продолжали сечь его, потому что им все казалось, что он шевелится.

Священника с. Голышмановского Ишимского уезда о. Феодора весной 1918 года красноармейцы понуждали играть на гармошке и плясать, а затем копать себе могилу, и, сбросив его вниз головой, запретили хоронить. Омский новомученик Николай Цикура, иподиакон священномученика Сильвестра, архиепископа Омского и Павлодарского, был застрелен, закрывая от пуль своего Владыку.

26 февраля 1922 года под предлогом голода в Поволжье был издан декрет об изъятии церковных ценностей. Чтобы усилить голод, составы с хлебом сжигали. Ленин в те же дни писал в совершенно секретном письме: «...Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий... Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении не смели думать». В апреле 1929 года подписано постановление Президиума ВЦИК о закрытии в стране церквей и других культовых учреждений. После долгих притеснений закрыли и Александро-Невский женский монастырь. В 1939 году его разрушили. Престарелую игумению осудили на десять лет лагерей. Она, не теряя духа, по воспоминаниям м. Марии с кротостью сказала: «Милые, я думала хоть бы года три пожить, а вы мне десять даете, спасибо вам».

У дочери отца Алексея Камнева Ольги заболел муж священник о. Феодор Соседов, служивший в Слободчиках Усть-Ишимского района Омской области. Отец Феодор умер 27 сентября 1927 года и Ольга осталась с шестью малолетними детьми на руках. Отец Алексей с матушкой и дочерью инокиней Марией приехали на место отца Феодора в Сибирь поздней осенью того же года. Органы власти встретили батюшку враждебно, отказали ему, его родственникам и всем церковным в избирательных правах. Отец Алексей построил маленький домик. В то же время в Слободчиках служил псаломщик Каллистрат Иванович Глуховцев с супругою Ольгою Петровной.

В 1925 году была перерегистрация прихода с. Вятка Усть-Ишимского района. В Тарском архиве сохранились списки 180 учредителей и устав православного прихода св. Василия Великого с. Вятка. В этом деле пишется, что должность священника вакантная, а окормляет приход священник из Утьмы. В обновленчестве приход не был. Не были в обновленчестве и отец Алексей Камнев с псаломщиком Каллистратом Ивановичем.

В 1929 году о. Алексей получил указ от Епархиального управления с назначением в Вятский приход.

Он и псаломщик Каллистрат Иванович Глуховец с семьями переехали в село Вятка. Просилась с ними и внучка Зина: «Возьмите меня с собой и не забудьте мои три платья». Сразу ее не взяли, а после она жила с Батюшкой. И многое рассказала о жизни этой многострадальной семьи.

Те годы были урожайные, и крестьяне восстанавливали свое хозяйство после прежних поборов. На о. Алексея и псаломщика сразу наложили налог, а земли не дали. Доходов у церкви было немного, и платить налог помогали крестьяне.

Пришло время в Вятке организовывать колхоз. Рассказывает Жданова Параскева Ивановна: «С помощью районных властей стали агитировать. После того, как серьезных результатов агитация не дала, отбирали насильно зерно, картофель, скот, а заодно и вещи. У пяти человек описали имущество, кого- то отправляли за болото. В колхоз вступило 12 хозяйств.

Прошло время. Общее воспринималось как ничье. Зерно и овощи портились, скот слабел и погибал. В январе умер, заболев, наиболее усердный активист. К гробу его пришло немного сельчан. Богу не молились, лишь изредка, прерывая неловкую тишину, вздыхали, сидя в полумраке. Размышляли ли они о загробной участи того, кто прежде кончины омертвел для вечной жизни, - неведомо. Вдруг бывший безбожник очнулся и стал звать жену Арину. Просил ее позвать священника. Послали за батюшкой. Но о. Алексий по необычности случая подумал, что над ним издеваются, смеются, как обычно, и не пошел. Тогда со слезами оживший просил пригласить батюшку, чтобы послужить молебен Богородице. На этот раз о. Алексий исполнил просьбу. Неведомо, что было с тем человеком на том свете, только теперь он стал глубоко верующим и кающимся. Однако здоровье к нему не вернулось, работать он не мог, стал просить милостыню, а ему говорили: « Что же мы тебе дадим, если ты все у нас отобрал?» Но пятерым его детям давали.

Пришла весна. В колхозе семена попрели, лошадей по причине гибели не хватало, купить в то время было сложно, и три года было неурожайных. Тяжело было вятским сельчанам, а еще тяжелее излишне усердствовавшему прежде активисту. Прожил он так в муках до войны, после чего снова предстал на суд Божий».

Во главе района стоял питерский рабочий. После приказа об изъятии церковного имущества четыре года это имущество не изымалось. По данным Омского Гос. архива, Усть-Ишимский райфинотдел трижды жаловался на это в область, в Министерство финансов, и из Министерства трижды приходило указание изъять имущество, но изымать его не торопились.

Видно, не оставлял эти края своим заступничеством Николай Чудотворец, в честь которого был освящен в Усть-Ишиме храм. Была в селе и его древнечтимая чудотворная икона, принесенная казаками при основании острога в устье Ишима около четырех веков назад.

Послушлив был многомилостивый Николай. Поэтому и просили с соседних приходов, чтобы привезли древнечтимую икону. Регулярно обносили икону вокруг приходов района. Вокруг Вятки ее обычно обносили трижды и получали просимое: дождь или солнечную погоду.

После 1930 года, когда земля стала отходить к колхозам, а администрации колхозов принуждаемы были вести безбожную политику государства, после постановления ВЦИК хождение с древнечтимым образом Николая -угодника стало запрещаться. Земля, ежегодно благословляемая многомилостивым Николаем, лишившись ходатайства, три последующих года не давала урожая.

Вятская церковь не закрывалась дольше других, и можно предположить, что икона в последнее время была в Вятке. Местные жители помнят большую икону Николая чудотворца. Место нахождения древнечтимого чудотворного образа ныне неизвестно.

Вместо мирной молитвы новые власти питали землю кровью. В мае 1930 года секретарь Омского окружкома Алексеев докладывал, что раскулачено 8430 крестьянских хозяйств, к маю перевыполнен план, спущенный на год - 8000. К середине 1930 года было раскулачено 59,2 тысячи хозяйств, превысив план в 7,4 раза. Если учесть, что семьи были многодетные, то эту цифру можно увеличить в несколько раз.

12 ноября 1929 года Тарский РИК доводит до сельсоветов инструкцию для раскулачивания, пункт 3 которой гласит: «Религиозные культы все должны быть отнесены к кулацким хозяйствам». Отец Алексей дом священника в Вятке, конечно же, не получил, ему разрешили поселиться в сторожке, рубленной 4x4 метра, в северо-западном углу церковной ограды. Жили просто, у печи отгородка, все было холщовое, или льняное, украшением дома был лишь красный угол, с иконами, и лампадочкой в виде голубя. Уж очень не похожи они были на кулацкую семью по бедности своей, но все-таки и на отца Алексия заводилось дело.

По рассказу Соседовой Зинаиды Фёдоровны, привел как-то смиренного батюшку конвоир в Тевриз, следователь допросил его и говорит: «Дед, за тобой ничего нет». Благодаря Богу Батюшка вернулся домой. Через некоторое время опять за ним конвоир. Собрался Батюшка, сухари заготовлены, помолился с семьёй и пешком по бездорожью за конным конвоиром пошёл 60-ти километровой дорогой в Тевриз. Приходит. Тот благоразумный чиновник снова увидел его и говорит: «Дед, ты зачем сюда пришел, я же сказал, за тобой ничего нет». Батюшка пожал плечами, мол, не по своей воле. В третий раз этого чиновника уже не было.

В одно время председателем колхоза был Серебряков. Он ругался, когда кто-либо ходил в церковь, говорил: «Что вы там ходите попа слушать?» Рассказывает Зинаида Федоровна: «Как-то летом была засуха, стояла жара, все высыхало. Серебряков собрал бабушек и говорит: «Бабы, идите к попу, молитесь своему Богу, может даст дождя, а то ведь помрем с голоду». Жара такая была, что выйти на улицу страшно. Пошли женщины к батюшке, стали в церкви молиться. Прихожане разошлись, а он все молился. На небе ни облачка. Спать легли - переживают, и вот в сумерках пошел благодатный дождь за незлобивые молитвы о. Алексея».

После 1932 года поставили напротив алтаря церкви в притык к ограде народный дом, в котором, особенно в церковные праздники, устраивали сценки, пели песни антицерковные. Киберева Пелагия Алексеевна, 1918 года рождения, жившая в то время в соседней деревне Орловке, вспоминает: «В 33 году тятя пришел с пасхальной службы и говорит: «Что делается, что делается, мы пошли на крестный ход, а из клуба вышли с факелами и поют «Интернационал». После того все пожилые односельчане сильно возмущались, и тот народный дом вскоре разобрали, сценки стали устраивать в школе, а с факелами не ходили. В тоже время стали агитировать в пионеротряд».

В 1933 году отца Алексея осудили за «неправильную декларацию сборов», как указано в деле, меру соцзащиты отбыл, один год принудительных работ.

Все, кто жил при батюшке, - Мителева Галина Андреевна, Киберева Пелагия Алексеевна, Тереня Татьяна Леонтьевна, Леушина Анна, Кузнецов Владимир Константинович, Кузнецова Раиса Леонтьевна, Сидорович Анастасия Алексеевна и другие - вспоминают, что его очень уважали, что он был очень добрый, приветливый, грубого слова никогда не скажет, за требы денег не брал.

Был обычай - ходил батюшка с тележкой вдоль деревни, в ограду не заходил, люди сами выносили - знали, что на батюшку тоже налог большой, а земли нет. Вот и сочувствовали. Волосы у него были длинные, седые, собранные вместе, ходил всегда в подряснике холщовом, серо-синем, крашеном. Без подрясника его даже внучка не видела. Молитвенное правило он исполнял, уединившись в церкви. Галина Андреевна Мителева рассказывает: «На Рождество ходила славить Христа к дедушке Исаю, он дал 15 грошиков. Потом пошла к батюшке, по другим домам славить боялась. Матушка Мария мне говорит: «Петь-то умеешь?» Я говорю: «Нет». Тогда матушка запела, а я губами шевелю, будто пою. Батюшка насыпал грошиков полную ладошку: «Только не потеряй». Я бежала, не знаю как, домой». В пост Камневы питались так: в первый день толокно с квасом, потом горох с квасом, потом редька с квасом, потом опять сначала. На Благовещение м. Мария пекла жаворонков, на праздники шанежки, а на Пасху - сладкий творог.

Зина, внучка о. Алексия, 1925 года рождения, рассказывает: «На Пасху приезжали чуваши и мордовцы, они жили в с. Чудесном и с. Прекрасном. Одеты были в национальную одежду: лапти, белые обмотки, красные тесемки, юбка за юбкой из разноокрашенного холста, на груди бусы из монет, на голове убор красивый. Тунгусы приезжали на оленях. Интересно - оленям скажут лежать -они ложатся и лежат весь день.

На праздники (Рождество, Пасху) делали качели, карусели с санками внизу, интересно было. Как-то я потерялась. Меня долго искали, потом, найдя, поругали, а дедушка прутиком в мою сторону помахал. Потом через несколько лет м. Мария спрашивает, помню ли я тот случай, не обиделась ли. Я говорю, что нет, я давно забыла. Тетя Маня говорит: «А дедушка всю жизнь мучился, боялся, вдруг затаила злобу». Такой любящий и кроткий был батюшка Алексей.

В три года я научилась у них читать и вышивать. Дедушка давал читать журналы «Нева», которые лежали на чердаке, книги «Заживо погребенные», «Капитанская дочка».

Бабушка Александра Сергеевна по монастырской привычке и по старости рано просыпалась. И вот однажды увидела поразительное явление на небе. Разбудила батюшку и инокиню Марию. Они, в свою очередь, будят и меня, говорят: «Ты прости, что мы тебя будим, ты сама посмотришь и не пожалеешь» На ночном небе в южной стороне мы увидели три креста из радуг на все небо. Один больше, другой меньше, третий еще меньше. А я в детской простоте говорю: «А где мой?» Мне, чтобы утешить, говорят: «А вон, маленький». Там действительно был еще маленький, больше похожий на пятнышко, крестик». Православному человеку не нужно объяснять, что крест означает страдание за Христа. Отца Алексея продолжали по поводу и без повода конвоировать в следственные органы. Вызовут, подержат два дня в камере, потом спрашивают: «Что за письмо к тебе пришло?» Он отвечает: «Откуда я знаю? Вы же получили читайте». Как уже упоминалось, у батюшки пять братьев были священниками, и письма приходили от них. Потом им написали, чтобы не присылали письма, что за это вызывают к следователю. Так, допросив, его отпускали через несколько дней.

Зинаида Федоровна рассказывает: «Лампа у нас была трехлинейная, т.е. самая слабая, чтобы керосину меньше тратила, в доме полумрак. Тетя Маня посмотрела на умывающегося котика и говорит шутя: «Каких-то гостей намывает». Матушка Александра говорит: «Какие там гости - ночь темная». А я сижу на полу и по-детски говорю: «А может, дедушку намывает?» Взрослые переглянулись. В это время открывается дверь, не на крючке она была. Кто-то зашел. Это был дедушка! Потом он рассказывает: «Спрашивают меня, зачем фамилию изменил. Я говорю: «Нет, не менял». Мне говорят: «Твоя фамилия не Камнев, а Каменев». В то время убили Кирова, секретаря Ленинградского обкома партии, и Ежов фабриковал дело о заговоре Троцкого, Зиновьева и Каменева. Нужно было создать впечатление большой организации.

Отец Алексей знал, что когда-нибудь он не вернется и поэтому продолжал усердно служить Богу и людям вместе с добрым своим послушником псаломщиком, Каллистратом Ивановичем. Они служили не только в Вятке, но окормляли по нуждам и все деревни прихода. Тому, кто сам в тяжелейших бедах, легко утешать скорбящих и обиженных. Слово любви такого пастыря без красноречия врачует скорбящего, согревает ожесточившегося, восполняет оскудение любви.

Подобная судьба была и у других священников.

В 1936 году служили с особым чувством великопостную службу и страстную седмицу, предчувствуя свой путь на Голгофу.

В августе 1936 года по указанию сельсовета Георгий, Семен, Василий и Степан снимали колокола с церкви. Собралось все село на площади. Кто плакал, кто молился. Мать одного из разорителей проклинала своего сына. Батюшка об этой беде знал заранее и поэтому предупредил старосту Сидоровича Кузьму Филипповича не препятствовать. Власти только ждали возмущений церковников. 20 сентября пред всенощным бдением Рождеству Пресвятой Богородицы настоятеля церкви о. Алексея и певчего арестовали.

В праздник 21 сентября сержант ГБ Нуждин вел допрос: «Нами установлено, что вы в сентябре 1936 года на крыльце дома читали приговор о Каменеве и Зиновьеве, убивших Кирова, и говорили, что, как видно из газет, Кирова убили правильно».

Отец Алексей отвечал: «Газету об убийстве Кирова я читал дома и не с кем по этому поводу не разговаривал».

Следователь: «Вы во время снятия колоколов говорили Демещенко, что сейчас вы снимаете колокола, а скоро вам будут снимать головы».

Ответ: « Я во время снятия колоколов у церкви не был, а потому говорить такое не мог». Следователь: « Вы при чтении Конституции говорили, что все возвращается к старому, к капитализму, откроют Церкви, повесят колокола и будут службы.

Ответ: «Я Конституцию не с кем не обсуждал».

Были представлены три свидетеля, которые составляли наветы в духе перечисленных вопросов. Позже, во время войны, когда внучка Зинаида Федоровна работала в сберкассе, подошла к ней как-то заведующая Домрачева, которая тоже была из Вятки, и говорит:
-Хочешь знать, кто на деда писал?
-Да ладно, что вспоминать?
-Моему отцу предлагали, но он сказал: «Я в церковь не хожу, но писать не буду». Потом другому предложили.

С 23 октября 1936 года вятские арестованные находились в Тарской тюрьме. С 23 октября по 23 декабря о. Алексея дважды эпатировали в Усть-Ишим, за 250 км.

Не найдя достаточных оснований, заместитель начальника Тарского окружного НКВД младший лейтенант ГБ Шимонов 23.12.1936 г. прекращает дело с заключением «срочно освободить из-под стражи». Но по почте он отправляет начальнику Усть-Ишимского отдела НКВД мл. лейтенанту Куликову письмо, в котором ругает за плохое оформление дела: печати на ордере об аресте нет, постановление об избрании меры наказания не подписано. Таким образом, получается - вперед посадим, а потом разберемся. С получением сего лично сами приступите к ведению негласного следствия для нового оформления дела по обвинению Камнева, чтобы к 10.01.37. г. были получены от вас следственные материалы».

Чиновник Тарского НКВД сам не заметил, что узаконил то, за что ругал подчиненного. По его письму также получается, что невиновный виновен и подлежит наказанию, только плохо заметены следы беззаконного следствия.

Основным фактором, подтверждающим вину, было добровольное признание, и весь следственный механизм заключался в том, чтобы всеми средствами добиться этого признания. Скажем лишь об одном способе -конвейерном допросе. Подследственного допрашивали три бригады следователей без перерыва, не давая ему ни есть, ни спать по десять - пятнадцать суток подряд. Начальство требовало: вы должны кричать им в уши: «Ты - враг народа», - так, чтоб стены дрожали. Но начальник Омского управления НКВД и этим не удовлетворялся, он угрожал сотрудникам: «Кто не творит произвол, тот сам враг народа». Из Москвы спускался план, сколько нужно репрессировать, и поэтому главное было в том, чтобы осудить, а не правильно рассудить. Мало, кто выдержал такие допросы. Так, певчий, в первый раз арестованный, не выдержал, и во втором деле он проходит уже как свидетель. Хотя и он позже был арестован с Каллистратом Ивановичем и Игнатием Терентьевичем и осужден на десять лет лагерей. Впрочем, кто из нас, боящихся даже насмешки окружающих, вправе осудить его. 6 февраля 1937 года о. Алексея снова арестовали и 7 месяцев продержали в застенках Тарской тюрьмы. 23 августа 1937 года Тройкой при УНКВД по Омской области по ст. 58-10, ч.2 УК РСФСР Камнев Алексей Михайлович приговорен к расстрелу. 5 сентября 1937 года, не добившись признания вины, согласия на клевету и отречения от веры, о. Алексея расстреляли (о том, как содержали в Омских и Тарских застенках НКВД подробнее сказано в Приложении №1). Справка об исполнении приговора лежит в конце дела.

Священник Алексей Михайлович Камнев полностью реабилитирован 17 апреля 1989 года прокурором по Омской области на основании указа Президиума ВС СССР.

Арестованный перед всенощным бдением Рождества Богородицы отец Алексей принял блаженную кончину, предвещённую небесным знамением в день отдания праздника Успения Пресвятой Богородицы. Господь говорит: «Истинно, истинно говорю вам, если зерно пшеничное, упав на землю, не умрёт, то останется одно, если же умрёт, то приносит много плода», и ещё: «где будет труп, там соберутся и орлы». И апостол Павел говорит: «Мы умираем, чтобы вы были живы».

Так пострадали за веру Христову иерей Алексей и псаломщик Каллистрат. Пали тем зерном пшеничным. Верим, не без их жертвы Господь призирает и милует нас. Поминая назидательную их жизнь и смотря на кончину их, учимся и мы чистоте Православия, «не имеющего здесь града пребывающего». Они не глазами только, но жизнью своей читали слова апостола: «...Мы живые непрестанно предаёмся на смерть ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей. Так, что смерть действует в нас, а жизнь в вас... Зная, что Воскресивший Господа Иисуса воскресит через Иисуса и нас...» (2 Кор. 4, 11-14).

Вскоре после мученической кончины отца Алексея 28 сентября 1937 года арестовали его сподвижника псаломщика Глуховцева Каллистрата Ивановича.

Каллистрат Иванович родился в 1874 году в г. Туринске Тобольской губернии в семье учителя. Из любви к церковной службе посвятил свою жизнь служению на клиросе. Служил псаломщиком с о. Алексеем в селе Слободчики Усть-Ишимского района Омской области. Затем вместе с батюшкой переехал в село Вятку того же района. Благочестивую жену его звали Ольга Сергеевна. Детей у них не было. Росту был невысокого. Прихожане его уважали и любили. Несмотря на то, что он был хромой, по благословению батюшки регулярно обходил сёла Чудесное, Прекрасное, Воздвиженка, Ромазановка, Иткамзы, Магазы, Васильев бор, Орловка, по делам прихода и для укрепления верующих. За это его преследовали. Арестовали один раз прямо при выходе из церкви, но потом отпустили. Как служитель культа, он был лишён избирательных прав.

Каллистрат Иванович дружил с Игнатием Терентьевичем, который жил в Орловке. Гребнев Игнатий Терентьевич 1860 года рождения, уроженец Вятской губернии Орловского уезда Шалагиновской области деревни Федоровой. Был он из бедняков. Имел любовь к хлебопашеству, поехал в Сибирь и здесь так трудился, что нажил хозяйство - крупорушку, кузню и мельницу. В 1918 году его призвали на военную службу в колчаковскую армию. С 1920 года по 1921 год служил рядовым бойцом в РККА. После прихода с войны у него осталась только мельница. В первые же годы его раскулачили и изгнали старичка за болото. Мельницей стала пользоваться орловская сельхозартель «13-й октябрь», руководителем которой был вятский середняк Будилов Михаил Николаевич.

Мельницу колхозники до ума довести не смогли, поэтому зимой, получив разрешение от властей, послали Котлякова за Игнатием Терентьевичем за болота. Он бесплатно восстановил мельницу и работал на ней. Был Гребнев глубоко верующим. Односельчане его уважали и любили. Жена его, Ефросиния, когда что-то имела, любила раздавать подарки бедным.

Игнатий Терентьевич как-то говорил: «Вот запомните: когда я помру, мельница рухнет, и потому узнаете, что я помер». Так и вышло. Утром проснулись, мельница безо всякой причины рухнула - ни наводнения, ни пожара и не гнилая была.

28 сентября 1937 года в день попразднества Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня 63-летнего Каллистрата Ивановича и 77-летнего Игнатия Терентьевича арестовали и доставили в Тарскую тюрьму. В показаниях двух свидетелей Каллистрату Ивановичу вменялось в вину то, что он был псаломщиком и систематически вёл пропаганду религиозного фанатизма не только в Вятке, но и в других сёлах сельского совета, чем разлагал трудовую дисциплину колхозников.

Игнатию Терентьевичу кроме пропаганды религиозного фанатизма вменяется в вину то, что он был сослан в ссылку за имение мельницы.

Заключением тройки УНКВД Омской области 25 октября 1937 года Глуховцев Каллистрат Иванович и Гребнев Игнатий Терентьевич приговорены к расстрелу. 22 мая 1989 года они полностью реабилитированы заключением Прокурора Омской области.

У Каллистрата Ивановича осталась престарелая больная жена Ольга Петровна, 65 лет. Её выгнали из дома. Шейпак Клавдия Григорьевна, 1943г. р., вспоминает: «Ольга Петровна пришла к нам жить - к моим родителям Савченко Григорию Васильевичу и Татьяне Георгиевне, у которых самих была большая семья. Отец с матерью пустили её и наказали детям: «Не смейте обижать». Пришла с пустым сундуком, рассказывала, что все забрали; что хорошее было, а остальное перебили. Добрая женщина была, со мной нянчилась, плакала, вспоминая мужа: «Мой Каллистратушка ни за что пострадал». Мы её и хоронили, когда умерла, на Вятском кладбище».

Составляя это жизнеописание, мы имели намерение, две свечи - жизни мучеников за веру отца Алексея Каменева и псаломщика Каллистрата Ивановича - поставить на подсвечник, чтобы светили всем. В 2001 году жители Вятки - рабы Божии Галина и Ольга увидели порознь почти в одно время два световых столба. Вятские жители не знают о причинах появления этого знамения, вспоминаются только слова Святого Писания: «Сидящие во тьме и сени смертней свет воссияет на вы».

Не сохранилось от отца Алексея поучения или писания. Был он безмолвен, подражая праведному Сафронию Ибердскому. Но вместе с апостолом, он может, указывая на дочь, супругу и прихожан сказать: «Вы - наше письмо, написанное в сердцах наших, узнаваемое и читаемое всеми человеками...» (2 Кор. 3, 2-3). «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем; всегда носим в теле мёртвость Господа Иисуса Христа, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем... Посему мы не унываем; но, если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2 Кор. 4, 8-16).

70-летнюю матушку Александру и 45-летнюю инокиню Марию тоже выгнали из маленькой сторожки. Мителева Галина Андреевна рассказывает, что, когда выгнали вдову и дочь Камневых из сторожки, то её дедушка Исай Кузьмич Плехов с бабушкой Матреной Васильевной отдали им свою небольшую избушку, а сами переехали к дочери Александре. Такое уважение имели, что в беде не оставили, и, когда умерла матушка Александра, похоронены были в одной оградке (так и растут сейчас там три высоких дерева).

На церковные праздники собирались к м. Марии богомольцы из Вятки и окрестных деревень. 24 ноября, в день Блаженного Максима, Христа ради юродивого, Московского чудотворца, окончила свой жизненный подвиг матушка Александра. Бабушки на руках отнесли её на кладбище.

Она очень любила о. Алексия и после его ареста сильно тосковала. Выходила по ночам, ждала. Как-то говорит внучке: «Пойдём погуляем». Вышли за деревню, в сторону дороги на Кайсы, она и говорит: «Зина, покричи дедушку, может, услышит». «А что сказать?» - «Приходи, дедушка!» (внучка покричала), -«Погромче». Так три раза покричала и пошли домой.

Жалели их сельчане. В деревне всем сказали, чтобы поблизости за ягодами не ходили, пусть м. Александра и м. Мария собирают.

Духовные чада отца Алексея, прихожане церкви Св. Василия с любовью бережно хранят в памяти всё, что связано с историей прихода.

Котлякова Ольга Васильевна, 1923г. р., рассказывает: «В церковь ходило около двухсот человек, в будничные дни церковь не пустовала. Красиво было в церкви. Люди очень скорбели, когда её начали закрывать.

Да и вообще раньше лучше жили, народ как-то боялся Бога, а сейчас что творится, ничего не боятся. Помню, выйдем на покос или по дому какую-нибудь работу делаем, и, вдруг, зазвонит колокол, так все бросаем и сразу в церковь на службу, и такого не было, чтобы говорили, что ноги болят, или работы много. А, если, допустим, засуха или, наоборот, дожди проливные, так собирались всей деревней, шли за нашим батюшкой, а он вместе с нами выходил в поле и служил молебен. И глядишь, Господь, если засуха - дождь подает, если дожди - солнышко, чтобы землю осушило. Да! Набожный был народ, да только советская власть всё испортила».

Ещё многие вятские жители рассказывают, что во время войны жили возле церкви три монахини из Ленинграда. Также рассказывают, что в церковном саду после войны как-то брали ягоды и, вдруг, появился дедушка, и сказал, что не должно этого делать, и так же исчез.

В другой раз один из жителей совершил содомский грех, и ему явился дедушка, сказав, что за этот грех он и его потомки будут болеть, и тут же исчез. Это рассказала родственница, подтверждая, что так и болеют.

Много раз хотела молодёжь поискать в церкви на крыше или ещё где, что-либо, чем бы поживиться, но часто на таковых нападал страх, и отказывались от этой затеи.

Лотова Евдокия Павловна рассказывает: «Матушка Мария молилась о многих знаемых живых и усопших. Однажды она перестала молиться за одного усопшего вятского жителя. Он явился ей во сне и спросил: «Почему ты перестала за меня молиться?» Матушка , проснувшись, снова записала его в синодик. У Евдокии Павловны была родственница, очень тихая, богомольная старушка Арина, которая при встрече всем говорила не «Здравствуйте», а «Мир вам». Когда она померла, то Евдокия Павловна не могла сообщить об этом матушке, потому что они жили в 120 км за болотами. Когда же встретились, матушка Мария спрашивает ее: «Нет ли у тебя усопшей родственницы по имени Арина? А то мне год назад приснился ангел и сказал : «Поминай Арину. Проснувшись я ее записала , а кто такая не знаю, хотя в Вятке никого без меня не хоронят». Мы вспомнили даты, выяснилось, что Ангел ей сообщил в день смерти Арины. Так получилось по писанию, «что невозможно человекам, то возможно Богу». Рясофорная монахиня Мария, безбоязненно носившая до конца жизни подрясник, исполняла по возможности суточный круг богослужения, вставая в четыре утра. Все помнят её старинные богослужебные книги и её саму молящуюся. Даже и ослабев, когда её племянница Зоя Федоровна Богочанова стала звать в 82-м году в Усть - Ишим, м. Мария согласилась только на том основании, что будет жить отдельно в бане. Пока строили баню, она жила в доме за перегородкой из цветов. Около четырёх часов утра Зоя Фёдоровна замечала, как она просыпалась, ставила керосиновую лампу на табурет. Вставала на колени и молилась по своим книгам. Просыпалась обычно Зоя Фёдоровна около семи или восьми часов утра и заставала её ещё молящуюся. Чем немощнее становилось её тело, тем более понуждала матушка дух свой на молитву и богомыслие. Тело же на труд, чтобы не даром есть свой хлеб. В колхоз она не вступала, пенсии у неё соответственно не было. Как-то Зоя Фёдоровна, после того как перевезла её немощную к себе, просыпается ночью и слышит странные звуки. Матушка успокаивает её, говоря: «Не бойся Зоя, это я шаль вяжу». Начнёт в ночь, а к утру шаль готова, да ещё и с цветами и узорами. Посмотрит Зоя Федоровна - и ни одной затяжечки или ошибки, только удивление берёт, как успевает, и молиться, и трудиться, и отдыхать. При жизни не помнят, чтобы она кого-нибудь упрекала. Жила она по слову апостола - «кто из вас мудр, покажи это своею жизнью».

Рясофорная монахиня Мария, как свеча возженная на подсвечнике, жила до 1988 юбилейного года, 1000-летия крещения Руси, после которого стала ослабевать тьма богоборчества и гонения на церковь. Матушка Мария почила о Господе 25 ноября. Похоронили её также в монашеском одеянии. Через несколько дней снится она своей племяннице Зине. Заходит на кухню весёлая и спрашивает: «Может что-нибудь помочь?» Зинаида Фёдоровна во сне помнит, что она умерла и как-то неловко спрашивает: «Тётя Маня, вы не обидитесь, если я спрошу?» «Спрашивай», - отвечает м. Мария. «Вы же умерли», - «Нет, это вам так кажется», - «Как же мы вот вас хоронили», - «Вам кажется только, что мы умираем», - «Как же, ведь много людей было на похоронах», - «Это вам кажется». Зинаида Фёдоровна говорит, что когда она проснулась, то поняла, что тётя Маня хотела доказать, что есть вечная жизнь. Снилась матушка и ещё уверяя всё в том, что она жива и даже показывая место в центре Усть - Ишима, где она живёт, давая знать, как нам думается, что она молится за жителей Усть – Ишимского района, о их воскрешении в жизнь вечную.

Ради этого Воскресения в первый день Пасхи 2000 года выехали в Вятку первые насельники обители, чтобы возжечь лампаду, горение которой поддерживали о. Алексей и Каллистрат Иванович с верными чадами Православной Церкви в годину гонений за Веру Христову.

Имя Алексей – значит защитник, а Каллистрат – добрый воин. Добрых людей много, если не сказать что все, но только не все имеют мужество устоять в добре во время искушений, а то и просто из-за боязни насмешек. И потому восстают мученики из земли Русской богатырской заставой, как защитники и добрые воины, чтобы воодушевить и укрепить в духовной брани своих потомков. Победа в этой брани каждому из нас очень нужна потому, что сам Господь Иисус Христос в святом Откровении говорит: «Побеждающим дам ясти от древа животнаго, еже есть посреде рая Божия» (Апокалипсис 2,7).

«Побеждаяй наследит вся и буду ему Бог, и той будет Мне в сына» (Ап. 21,7).

«Побеждающаго сотворю столпа в Церкви Бога Моего» (Ап.3,12).

«Побеждающему дам сести со Мною на Престоле Моем» (Ап.3,21)