В. Науменко Забвению не подлежит: Книга памяти жертв политических репрессий Омской области. Администрация Омской области. Омск, 2002. Т.6: Н-П.

В 1909 году мой дед Даниил Науменко со своей семьей, женой и пятью детьми, отправился из Полтавской губернии в далекую Сибирь на вольные земли, где они действительно увидели необозримые просторы пахотной земли. По существующим тогда положениям о переселенцах на каждого мужчину выделялось 15 десятин земли. По приезду в поселок Филонове, ныне Полтавского района Омской области, сразу же приступили к постройке шалашей. А к осени построили домик из дерна, выкопали колодец.

В складчину приобретали плуги, косы и другой сельхозинвентарь, а также лошадей и быков. Стремились к осени распахать участки земли под озимые посевы. Позже из саманных кирпичей поставили дом под соломенной крышей.

Мой отец Федот Данилович Науменко с 1915 по 1918 годы служил в армии, а по возвращении домой продолжал крестьянствовать: пахал, сеял, убирал урожай. добросовестно платил налоги. К 1930 году семья состояла из восьми человек. Засевали десять десятин земли, имели две рабочих лошади, две дойные коровы, чуть более десятка овец. Принадлежали отцу одна четвертая молотилки, половина жнейки да половина косилки из-за дороговизны оборудования его приобретали в складчину.

Началась коллективизация, были взвинчены ставки сельхозналога. Заплатить их было просто невозможно. Теперь-то все понимают, что сделано это было для того, чтобы разорить крестьянские хозяйства. За неуплату налога описали имущество нашей семьи. Оно было оценено в смехотворную сумму. За бесценок ушло все, нажитое годами. А 9 сентября 1930 года отец был арестован и по приговору Особой тройки ПП ОГПУ по Сибкраю заключен в ИТЛ на пять лет. Мать с детьми и старым дедушкой отправлены в ссылку. Мне было тогда четыре года.

В марте прибыли за Васюганские болота на речку Кулай. Нас там, конечно, никто не ждал. Территория спецпоселения была окружена забором, посередине стоял длинный, неприспособленный для жизни барак, куда нас временно и поселили. Территория охранялась, хотя до ближайших деревень было очень далеко, и мало бы кто отважился бежать через тайгу.

В бараке вдоль стен располагались семьи, а посередине стояла железная печка, на которой по очереди готовили еду. Мужчин не было, за исключением немощных стариков. Женщины работали на лесо¬повале, корчевали тайгу. Сильно одолевали комары, но еще хуже-мошка и гнус. Летом и дети находились на территории лесоповала, потому что там все время горел костер. Мы были грязные, чумазые, но на это никто не обращал внимания. Торопились освободить клочок земли, чтобы посадить хоть какие-нибудь овощи и картофель. Голод, холод, большая скученность, отсутствие медицинской помощи привели к тому, что люди болели и вымирали целыми семьями. Мы потеряли троих: дедушку, сестру и годовалого братика.

В 1934 году, в июне, вернулся отец, отработав на строительстве Беломорканала. Он забрал нас, и мы вернулись в родную деревню. Дом нам не вернули, отца в колхоз не приняли. Пришлось ему ходить по домам, чинить обувь, а также по договору - колхозную сбрую.

В мае следуюшсго года отца опять арестовали за задолженность по налогам за 1930 год и отправили в Караганду на угольные шахты. Матери с тремя детьми предложили покинуть деревню. Рядом был Казахстан, всего в трех километрах от нас - аул Турутуль. Туда мы и отправились. Приютил нас знакомый отца. Мать работала техничкой в школе, мы с братом пасли скот. Платили нам пшеницей, на которую мы даже смогли купить корову. А через два года вернулся отец, купил лошадь и бричку, и мы своим ходом еще с несколькими семьями уехали в Акмолинскую область на золотодобывающий рудник им. Сталина. Там и прожили родители остаток своей жизни.Меня, еще мальчишку, призвали во время войны в трудармию, работал в Новосибирске на военном заводе, а когда пришло время - призвали в армию. Победу встретил в Омске, куда наша часть прибыла для получения танков. Более сорока лет проработал я на заводе им. Баранова. Пользуюсь льготами, как труженик тыла и пострадавший от политических репрессий. И я, и мой отец давно реабилитированы. Но болит сердце за те страдания, которые выпали на долю нишей работяшей семьи. Впрочем, как и на долю тысяч и тысяч семей в нашей стране. И, вероятно, эта боль с нами навсегда.